Но он не унывал, дружище Джон Генри. Он бил молотом и пел.
Бил и пел. Он бил молотом все утро без передышки и пел, обрывая песню лишь для того, чтобы кликнуть свою жену Полли Энн. И она тут же выплескивала ведро холодной воды Джону Генри на спину, чтобы ему стало прохладней и веселее работать.
В полдень Джон Генри увидел, что паровой бур просверлил скалу глубиною на десять футов. А сколько сделал сам Джон Генри? Ах, всего девять!
Ну и что ж тут такого? Джон не волновался, он сел спокойно обедать и съел все, что принесла ему Полли Энн. Но он ни слова не говорил и больше не пел. Он задумался.
После обеда состязание продолжалось. Джон Генри стал подгонять свой молот. И шейкер стал работать быстрей. Джон Генри попросил своих друзей-молотобойцев петь его любимую песню — песнь молота.
— Только пойте быстрей! — попросил он. — Как можно быстрей!
И они запели, а Джону Генри оставалось только подхватывать — а-ах!
…такого молота — а-а!
В наших горах — а-ах!
Нету такого молота — а-а!
Поющего, как мой — о-ой!
Медленно, но верно Джон Генри стал постепенно нагонять паровой бур. Когда же спустился вечер и близился конец состязания, Малютка Билл взял самый длинный свой бур. Обе дыры в скале были тогда глубиною по девятнадцати футов. Джон Генри сильно устал. Даже пот перестал лить с него градом, он весь высох, а дыхание из его груди вырывалось со свистом, словно пар из бурильной машины.
Но что там говорить, машина тоже устала. Она стучала, и гремела, и дрожала, и шаталась. Без хлопков и ударов она уже не работала.
Когда Джон Генри из последних сил занес над головой свой молот, молотобойцы, стоявшие с ним рядом, услышали его осипший глухой голос:
Я выбью в скале дыру, дыру.
Эгей, ребята, в скале дыру,
Я выбью в скале дыру.
И он выбил дыру. Главный дал выстрел из своего ружья, чтобы сказать всем, что состязание окончено. И тогда все увидели, что Джон Генри пробуравил дыру в скале глубиной ровно в двадцать футов. А паровой бур всего в девятнадцать с половиной.
Победил Джон Генри!
Но не успел главный объявить победителя, как усталое тело Джона Генри приникло к земле.
— Человек — только человек, — прошептал он и умер.
Джон Генри. Вот это был Человек!
Задолго до того, как негр Джон Генри одолел в состязании паровой бур, по свету гуляла слава еще про одного негра Джона.
Он был рабом на плантациях Юга. Другие негры, тоже рабы, прозвали его Большой Джон Освободитель.
Отчаянный он был малый. Но не это главное. Куда бы Большой Джон ни пришел, что бы ни сделал, с ним неразлучен был смех. Ох и любил он шутить, и сочинять песенки, и рассказывать всякие небылицы. Веселье никогда не оставляло его, потому как чуял он — свобода грядет.
Постойте, вы еще подумаете, что Большой Джон был силачом и гигантом вроде Джона Генри, со стальными мускулами и могучей спиной? Ничего подобного! Если бы вы его увидели, то, наверное, даже сказали бы, что он коротышка. Нет, не за рост, а за ловкие свои проделки получил он прозвище Большой Джон Освободитель.
И все-таки назвать Джона замухрышкой тоже нельзя было. А почему, вы сами увидите. К примеру, вот вам случай, когда у его хозяина стала пропадать с поля кукуруза. К кому за помощью первым делом обратился белый хозяин? К Большому Джону!
Он велел Большому Джону поймать вора, и, когда спустилась ночь, Большой Джон вышел на охоту. Он спрятался на кукурузном поле и стал ждать.
Ждал он долго, но только около полуночи ему будто почудилось что-то. Словно легкий хруст, как хрустит кукурузный початок, когда его обламывают со стебля.
Большой Джон на цыпочках прокрался сквозь густые ряды кукурузы к тому месту, откуда доносился хруст. И там он увидел… нет, вовсе не вора, а большущего медведя, бредущего вперевалочку на задних лапах, держа в охапке десятка три кукурузных початков.
Медведь не любил, когда ему мешали собирать кукурузу, поэтому он кинулся на Большого Джона, и они устроили жаркую потасовку.
Поначалу их шансы как будто были равны. То медведь брал верх над Джоном, то Джон над ним. Джон был верткий, подвижный, но постепенно все-таки начал уставать. Ему надоело бороться, и он вскарабкался медведю на спину и ухватил косолапого за уши.
Хитрец Джон решил дать себе передышку, чтобы потом продолжать борьбу с новыми силами. Но медведь решил иначе. Он стал носиться по кукурузному полю хуже ураганного вихря. Пришлось Большому Джону вцепиться ему в загривок, лишь бы не упасть и не свернуть себе шею. Он быстро выдохся при такой скачке и растянулся у медведя на спине, так, чтобы медведь не мог его ни укусить, ни ударить, ни прижать к груди.
Медведь гонял всю ночь, и бедный Джон готов был уже сдаться, когда на поле вышел его белый хозяин, чтобы посмотреть, что за причина разыгравшейся суматохи.
Хозяин предложил Большому Джону, что он подержит медведя, пока Джон сбегает и позовет кого-нибудь на помощь.
Большому Джону такое предложение очень понравилось. Он поменялся местами с хозяином, а потом, отбежав в сторону, уселся на мягкую травку и прислонился спиной к дереву.
— Эй, чего ты расселся? — крикнул ему хозяин. — Беги!
Но бедный Джон еще не отдышался после ночной тряски. Он посмотрел на хозяина, и вдруг на него напал смех.
— Я спущу… на тебя… медведя, если ты… не побежишь… звать на помощь! — кричал хозяин в перерывах между медвежьими скачками.
— Хотел бы я посмотреть, как у вас это получится! — крикнул Большой Джон, держась за бока…